Людмила БАРАНЧИКОВА,
г. Одинцово, Московская обл.

Жил-был Одуванчик

Сказка

«Хорошо!» – шепчут яркие, словно искорки костра, полевые гвоздички. «Хорошо!» – кивают Солнцу белыми головками ромашки. «Хорошо!» – тихонько вызванивают теплому ласковому Ветерку лиловые колокольчики. «Хорошо!» – вздыхают в сладкой дремоте, прижмурив розовые цветки-граммофончики и обнимая всех своими длинными плетями-руками, полевые вьюнки. В самом деле, как всем хорошо! Ведь светит Солнце, одаривая теплом, дует свежий легкий Ветерок.
И только стоящему в стороне Одуванчику не в радость ни Солнце, ни ласковый Ветерок, ни теплый день. Он злится на соседей, наслаждающихся солнечными лучами. В конце концов он, нарушая тишину, громко кричит: «Эй, вы! Разве не видите, что я, Одуванчик, – солнце на земле! Посмотрите, какой я яркий, золотой! А мои лепестки – это мои лучи. Я сам освещаю все вокруг и потому могу прекрасно обойтись без Солнца». Услышало Солнце его слова, обиделось, но ничего не сказало, лишь последний раз сверкнуло лучиком, померкло и спряталось. Вместе с ним ушел и дед Жара, родной брат Солнца. Стало холодно, темно, посыпались на землю градинки и начали больно бить Одуванчик по его желтой голове. Дрожит бедолага от холода, слезы на глаза навернулись, вот-вот зарыдает, а горше всего ему сознавать, что беду-то сам на себя накликал. «Поделом мне, зачем обидел Солнце, с лучами которого просыпался, раскрывал свои золотые корзинки и закрывал их только к трем часам дня, сворачиваясь в бутон, чтобы поспать! А Солнце, этот неутомимый труженик, весь день посылало теплые ласковые лучи», – ругал себя Одуванчик. Он наконец понял, что не вернется Солнышко – не раскроются бутоны, не красоваться больше его желтой голове, и придет смерть-погибель.
Тогда усмирил Одуванчик свою гордыню и стал кликать Солнце: «Солнце, Солнышко красное, вернись, освети, как прежде, все вокруг своим ласковым светом, пришли на землю брата своего, деда Жару, пусть он обнимет меня, отогреет!» Услышало его жалобу Солнце, пожалело неразумного, хвастливого, простило обидные слова, засветило, засияло. И вот уже снова жадно ловит Одуванчик его добрые, ласковые лучи в свои зеленые ладошки.

Но… недолго. Все же не в меру хвастлив был цветок. Едва отогревшись, затеял он ссору с тучкой Хмурешкой. «Обойдусь без тебя, Хмурешка, уж больно ты хмурая да плаксивая, только скуку навеваешь. Не место тебе на нашей полянке, отправляйся-ка лучше отсюда в страну Скучинию». От обиды заплакала тучка Хмурешка, уронила в последний раз несколько капелек-слезинок и молча уплыла. День за днем проходит, а ее все не видно. Стало вокруг сухо и невыносимо жарко. Уже согнулась у Одуванчика тонкая шейка, поникла его золотая головушка, пожухли зеленые ладошки-листья, покрытые слоем пыли, а дождя все нет и нет. День и ночь, выбиваясь из сил, трудится работяга-корень, чтобы добыть хоть капельку живительной влаги из пересохшей почвы. Да напрасно. Уж больно пересохла, растрескалась земля, не может она напоить Одуванчика. И ничего ему не остается больше, кроме как просить-умолять тучку Хмурешку вернуться и пролиться на всех теплым дождиком. Хоть велика и незаслуженна была обида, пожалела Хмурешка неразумного, вернулась, отпустила дождик на землю, чтобы все им могли напиться. Благодарно ловил Одуванчик своими листьями-ладошками капельки-дождинки, а они весело стекали по их желобкам, как в воронку, вниз, к измученному непосильной работой и жадно поглощающему их корню.
Прошел дождик, осушило Солнце умытые листья-ладошки, вновь высоко поднялась золотая головушка, и теплый Ветродуй танцевал над ней свой танец, пел, нежно перебирая желтые лепестки, гладя зеленые листья-ладошки, ну просто живи и радуйся. Но не таков одуванчик! И как только ему пришло в голову в такую минуту с Ветродуем ругаться? «Не хочу с тобой дружбу водить, Ветродуй, не вижу в этом для себя пользы. Гудишь да гудишь, только шум от тебя. И ласки твои мне надоели», – так отблагодарил Одуванчик Ветродуя за верную службу. «Я хотел тебе только счастья. Когда-нибудь ты поймешь это и будешь благодарен мне за все, что я делал, да поздно». Вздохнул обиженный Ветродуй, обдал Одуванчика холодом, завыл: «У-у-у-у!», погнал по небу, точно стада овец, облака и скрылся.

Проходили дни. Все было вроде как обычно. Но желтая голова как-то незаметно превратилась вдруг в белую, пушистую. Созревшие детки-семянки надели маленькие парашютики и приготовились к полету в новые, неведомые края. А как улетишь без Ветродуя? Тот же затаил обиду и не возвращается. Одуванчик ликует: «До чего же хорошо, даже не верится, что все мои детки здесь, со мной. Возможно ли такое счастье?» Не понимает, глупый, что никак нельзя всем деткам остаться здесь – уж слишком их много, не выжить им всем вместе, погибнут – разлетаться надо. В растерянности детки, не ведая за собой вины, не знают, как им быть. Тормошат каждый день Одуванчика, чтобы Ветродуя вернул, спас их от гибели неминуемой. Как ни упирался Одуванчик, да что не сделаешь ради деток любимых, пришлось ему Ветродуя просить-умолять. Спасибо, что тот не помнил долго зла, пожалел деток невинных, вернулся, запыхавшись и отдуваясь, прошелестел ласковым ветерком, бережно подхватил искусных парашютистов и понес их все дальше, дальше и дальше. С любовью наблюдал Одуванчик за легким и плавным полетом своих деток-семянок, и благодарность к Ветродую переполняла его.
А тем временем летели, играли две сестрички-семянки, пока это не надоело им. Тогда отстегнули они свои парашютики и приземлились. Одной посчастливилось упасть в питательную почву, а другая, замешкавшись, опустилась в расщелину на асфальте. Жизнь первой протекала в достатке и довольстве: и Солнышко ее пригревало, и света много, и воздуха вдосталь, и пищи, и воды. И выросла из нее крупная, сочная зеленая розетка листьев с золотой головой. Жизнь второй не удалась. Ей пришлось ой как худо! Вместо плодородной почвы – песок, камешки, битое стекло. Голод и жажда мучили бедное растение с маленькой розеткой мелких, болезненно-желтоватых листьев. Этому хилому Одуванчику виделся цветущий луг, братья и сестры, спешащие покинуть его, и их беззаботная ребячья болтовня о будущем: «Земля нужна лишь для того, чтобы укрепиться в ней. А жить можно и на крыше, только бы там зацепиться». «Всем ли им хорошо теперь? Попали они в почву или мучаются, как я, без матери-земли, которая и поит, и кормит?» – думал Одуванчик-неудачник. Он уже знал, что не доведется ему больше увидеть братьев и сестер, поболтать с ними, покрасоваться на том клочке земли, что был для него родиной. Одуванчик обреченно вздыхал, ему было так больно и тоскливо!

Один остался отец-одуванчик после того, как разлетелись его семянки-детки. Некоторое время жил тихо, ни с кем не ссорился. Но то ли характер у него был такой вздорный, то ли от скуки, но только опять не удержал он язык за зубами и напустился на пчелку Жужу и дождевого червячка Землероя. «Какая ты надоедливая, назойливая, Жужа, все уши прожужжала. Лезешь в мои цветки, пьешь нектар, а какой мне от тебя толк? Я прекрасно проживу без тебя. Забудь дорогу к моим цветкам. И ты, Землерой, путаешься под ногами. Землю целыми днями ворошишь, все какие-то ходы делаешь, прошлогодние листья зачем-то таскаешь. Надоел и ты мне». «Обидно мне, Одуванчик, – сказала трудолюбивая Жужа, – что ты так плохо отзываешься о моей работе. Я ведь не только нектар беру, но и большую пользу тебе приношу, опыляя цветки. Но если ты против нашей дружбы, я нектар с других цветков брать буду, а к тебе больше я и сама не прилечу, и сестрам своим закажу». Махнула Жужа крылышками и улетела. Огорчился и Землерой. «Как ты, Одуванчик, понять не можешь, что, проделывая ходы и перемешивая прошлогодние листья и травинки с почвой, я делаю ее для тебя же питательной и рыхлой?» – покосился на него Землерой и уполз подальше, решив: «Скажу и братьям своим, чтобы к нему близко не подползали».
Сидел какое-то время наш Одуванчик тихо, ни о чем не сожалел. Незаметно и месяц миновал. Не вспоминал он все это время ни Жужу, ни Землероя. А вот однажды подумал: «Пора бы и деткам-семянкам появиться. Странно, почему их нет?» Одуванчик подурнел, цветки увяли, краски поблекли. Странная мысль вдруг обожгла его: «Да ведь это ко мне подкралась одинокая старость. Не любоваться мне больше полетом своих деток-парашютистов». Одуванчик готов был плакать, кричать, звать, умолять, просить прощения у Жужи, но было поздно. Он уже отцвел. Такова была расплата за зазнайство.

А что же Землерой? Вернулся? Нет. Он сам и его родичи стороной обходили сварливого Одуванчика. И ох, как туго ему пришлось! Корни задыхались без воздуха, с трудом подвигаясь между комочками земли в поисках воды, не хватало им и питательных веществ. Одуванчик с каждым днем худел и чах. Нелегко ему было признать, что уже в который раз он поступил неразумно, прогнав и Землероя. «Я попрошу прошения, и они вернутся! И мы, как прежде, славно заживем», – думал он. И, действительно, следующей весной Жужа и Землерой, будучи незлопамятными, откликнулись на зов Одуванчика и вернулись.
Ветерок ласкал Одуванчика, Солнышко целовало и обнимало его своими лучами. «Радуйся нам», – говорили они. «Радуйся и нам», – вторили им Жужа с Землероем. «Ведь ты теперь счастлив?» – спрашивали они хором. Но не были Одуванчику в радость ни Солнце, ни Ветер, ни проплывающие мимо него облака. Он раздраженно смотрел на растения, росшие с ним рядом: «Соседи, ох уж эти соседи! Зачем они здесь? Что меня с ними связывает?» И цветущая поляна как-то сразу стала непривлекательной, тесной. «Почему я должен свое счастье со всеми ними делить?» – думал он. И начал Одуванчик планы один страшнее другого строить, чтобы от соседей избавиться и одному купаться в теплом дождике, нежиться в солнечных лучах, овеваться Ветродуем, наслаждаться дружбой с Жужей и Землероем. «Ничего не может быть лучше, чем жить одному. Если бы дожить до этого мгновенья! Вот это – настоящее счастье!» – размышлял Одуванчик. Замыслив себя единственным хозяином полянки, он ощутил в себе силы великие. «Напористости и выносливости мне не занимать. Все должно быть здесь только моим и служить только мне. Отравлю им жизнь, и они сами убегут», – принял он окончательное решение. Прошло совсем немного времени и побежали от захватчика куда глаза глядят ромашки и гвоздики, вьюнки и колокольчики. Никто не смог вынести его яд и горечь. Лишь одна крохотная ромашка, еще не умудренная жизнью, моргнув белыми ресничками, со слезами в голосе осмелилась на ходу произнести: «Какой он желчный и злой, этот Одуванчик! Помните, однажды старая улитка пыталась его съесть и не смогла из-за его горечи? И вот теперь он и нас всех вынудил покинуть полянку и будет жить здесь один. А я здесь родилась, это ведь моя родина».
На следующую весну полянка стала золотой. Оказывается, Одуванчик, поразмыслив, сбросил на нее десант маленьких парашютистов. Так многоцветье полянки сменилось сплошной желтой окраской одуванчиков.
Изгнанные растения близко не подходили, а лишь издали обреченно наблюдали за жизнью семейства захватчика, а иногда и жаловались редким прохожим на бывшего соседа. Изредка Одуванчик мучался угрызениями совести. Тогда он готов был признать свою неправоту по отношению к соседям, которые сделали для него много полезного. Ведь они удобряли почву, а пчелы и бабочки, прилетавшие к ним, садились и на его цветки, своей красотой они делали полянку привлекательной. Но не вернуть бывших соседей – полянка занята одуванчиками. Поэтому оставалось только жить с изгнанниками в добром соседстве и дружить домами.
Та к и сделал Одуванчик – жил, не тужил. Теперь он был вроде бы и счастлив. «Это ли не счастье? Я и не мечтал о таком! Ведь только одуванчикам теперь светит Солнце, только нас греет дед Жара, только на нас проливается капельками-дождинками тучка Хмурешка. «Жу-жу, жу-жу», – как музыку выводит только нам пчелка Жужа. Дождевой червь Землерой, трудясь на нас, потерял счет сделанным в почве ходам. Наверно, это и есть счастье, когда все твое. Конечно, это настоящее счастье – иметь свой дом и жить в нем», – улыбнулся Одуванчик.

Он еще улыбался, как вдруг на него упала тень. Подняв голову, он увидел великана-человека, ботинок которого больно прижал к земле его лист-ладошку, а рука уже тянулась к тонкой шейке. Улыбка моментально сползла с лица Одуванчика: «Не губи меня, человечище! – взмолился он. – Разве мало пользы я тебе приношу? Лечу, когда ты болен, кормлю зелеными салатами, угощаю медом и вкусным вареньем, радую твой глаз корзинками-солнцами, очищаю воздух. Я гордый и выносливый, ничего не требую от тебя, мне одинаково хорошо и на солнышке, и в тени. Я живу даже там, где не могут выжить другие растения, и все равно каждый год встречаю весну. Исчезну я, останется лишь голая земля. Ты, человек, пришел сегодня в гости в мой дом, так не разрушай его, не делай мне больно! Здесь ты великан по сравнению со мной, а великаны всегда были добрыми. Дом мой хрупок и беззащитен, и любым неосторожным, опрометчивым поступком ты его можешь сломать. Если ты пришел в мой дом как добрый гость, а гостям мы всегда рады, ты не волен в нем распоряжаться по-своему, а, помня о добре, должен уважать жизнь этого дома».
И человек не нанес вреда дому Одуванчика. Они расстались друзьями. Но, несмотря на благополучный конец этой истории, у нее, как ни странно, может быть и продолжение.