Галина КУДИНА,
Зинаида НОВЛЯНСКАЯ

Что остается на всю жизнь?

Каждого, кто проживает со своими учениками первые годы их школьной жизни, кто вкладывает душу и силы в этот во многом решающий дальнейшую судьбу человека этап, всегда волнует вопрос: что случается с его учениками за пределами начальной школы? Что уносят они из "началки" в основную школу? Что остается с ними на всю жизнь?

Не безразличны ответы на эти вопросы и для нас, авторов курса "Литература как предмет эстетического цикла" для школ развивающего обучения системы Д.Б. Эльконина – В.В. Давыдова.

Наш курс построен так, чтобы, продолжаясь с первого класса по выпускной, в итоге дать человеку "путевку" в его дальнейшую самостоятельную читательскую жизнь. Его цель – воспитание эстетически развитого читателя, способного увидеть позицию автора художественного произведения и порождать собственное суждение о произведении и отраженных в нем жизненных явлениях. Исходным для нашего курса можно считать отношение "автор – художественный текст – читатель", которое с предельной четкостью выделено М.М. Бахтиным в его концепции о "заочном" диалоге между читателем и писателем. Обучение в нашем курсе и построено как постоянная смена позиций – авторской и читательской – вокруг того или иного понятия, которое должно стать средством самостоятельной работы ребенка.

Экспериментальное обучение, продолжавшееся в одном из классов 91 школы г. Москвы с 1981 по 1992 г., давно позади. Одним из его результатов стали программы и учебно-методические комплекты для 1–8 классов, не только вышедшие из печати, но и проложившие уже себе путь во многие школы нашей системы.

Другой результат – это то, что унесли с собой во взрослую жизнь участники эксперимента, первоклашки 1981 г., а теперь уже взрослые люди. Сейчас можно посмотреть, что дал наш курс ученикам, осваивавшим двадцать лет назад с первых уроков чтения (которое тогда еще не было литературным!) авторскую и читательскую позиции. Стали ли наши "маленькие писатели" "большими читателями"? Что они унесли с собой во взрослую жизнь с уроков литературы?

Настоящая публикация не претендует на полный и обстоятельный ответ на эти вопросы – он еще впереди. Ее цель много скромнее – проиллюстрировать путь некоторых наших учеников их собственными творческими работами и размышлениями, относящимися к разным этапам их личностного становления.

Настя

Бежал ежик

Как А. Твардовский написал бы про курочку-рябу

(пародия)

Прошло более десяти лет

Прошло больше десяти лет, и знания, конечно, в основном уже утрачены (хотя это произошло далеко не сразу, в отличие от других школьных предметов), но осталось ощущение волшебства, когда после звонка пытаешься вынырнуть, как из воды, из другой эпохи, отделиться от иного мировоззрения, которое за последние полчаса почти присвоил.
Осталось внимательное, требовательное отношение к слову, которое читаешь и – особенно – пишешь.
На уроках литературы в лучшие минуты поиска истины наш весьма разнородный класс объединялся, идеи витали в воздухе, и не всегда можно было отличить, твое это открытие или охламона с третьей парты у окна.
А самым важным последействием курса и по сей день остается стремление (не всегда осуществляемое, но это уже моя проблема) понять чужую точку зрения, поскольку точно знаешь, что она, безусловно, существует и может оказаться даже интереснее моей.

(Насте 27 лет, профессия – врач-педиатр)

Данила

Моя снежинка

Эта снежинка падает плавно, медленно, у нее очень маленькие зубчики. А некоторые снежинки очень колючие. По размеру моя снежинка не очень большая, но и не совсем маленькая. Снежинка эта очень нежная и не любит, когда свистит ветер, ей неприятно мчаться, как, бывает, другие мчатся. Она любит плавно летать.

( Даниле 7 лет)

Чужой человек

Однажды, когда я был еще маленьким, я "подружился" с одним мальчиком. Мы вместе играли, лазали по деревьям, и я был рад, что нашел для себя друга. А на следующий день я его увидел с другими мальчиками. Мне стало жаль, но я подошел к ним и попросил принять меня в игру. Но они начали надо мной издеваться и не приняли в игру. Я подумал, что этот мальчик для меня чужой человек и ушел.
В прошлом году на занятиях ИЗО был мальчик Филя. Он был для меня чужой, я не знал про него ничего, кроме его имени. Но потом мы стали ходить с ним вместе на другие занятия и познакомились. Я увидел его характер и интересы: он интересовался монетами, географическими картами, историей древних доколумбовых индейцев. Теперь мы с ним часто встречаемся в школе, меняемся книгами и разговариваем. Он для меня вовсе не чужой.
Чужими бывают незнакомые люди, которых встречаешь на улице. Чужими бывают немного знакомые. Бывает, что чужой стал приятелем.
Автора книги "Хранители" я не видел и не мог видеть. Но Д.Р.Р. Толкиен почему-то для меня не чужой, как и его герои.
Чужие люди – это те, кто имеет другой образ жизни (например, живут в другой стране или в другом веке), но я думаю, если к этому образу жизни привыкнуть, они перестанут быть чужими.
Но, наверное, одна из задач курса все-таки выполнилась – сделать из нас читателей, которые смогут потом выбрать из потока современной литературы стоящее.

(Даниле 13 лет)

В голове у меня огромная картина

В голове у меня огромная картина огромного курса литературы, так что глаза разбегаются, и сразу всплывает множество уроков.
То, что было в первых классах, превратилось в какую-то смесь картинок, и стихи Фета или Тютчева перемешались с тополем во дворе и со всем остальным.
И хотя мне все очень нравилось и до того, как мы перешли к средним векам, но все, что мы проходили в том году, было особенно замечательно. Я даже не могу сказать, что мне не нравилось, а каких-то глубоких мыслей сказать не могу, потому что, наверное, для них нужна какая-то дистанция.
Очень многое для меня было особенным, и более всего стихи. Я их никогда как-то не чувствовал и еле понимал их смысл (какой-то свой смысл я, может, и понимал, но не авторский). Поэтому в Средних веках я открыл вагантов, трубадуров, миннезингеров впервые, и я помню уроки о Вийоне, Блоке, Бодлере, Тютчеве, Рембо и Верлене, Лорке, об акмеизме и Мандельштаме как что-то особенно интересное.
Хотя обычно я помню просто "фон" всего, а не фактологию и не подробности.
О курсе литературы можно было бы с тем ж успехом писать в сочинении "Оглядываясь назад", потому что это скорее часть жизни, чем просто "Изучение" или что-нибудь в этом роде. А многое другое у меня просто "провалилось" (не в литературе), и я ничего не помню.
Вообще в книгах человек находит себя сам, и наш курс – это большой "толчок". Поэтому до конца все еще не проявилось.
Единственное, что мне не нравилось, это диспуты и писание публицистических сочинений.
Мне нравилось составлять картотеки, особенно про героев Возрождения.
Но нигде, кроме как в нашем курсе, я никогда не участвовал в "общей работе", а писал что-то в своем углу. И это было здорово.
Мне кажется, мы зря проходили Библию, потому что эта книга совсем для другого.
Помимо Средневековья, мне больше всего запомнилось Возрождение, потом выставки (в основном две – Малевич, а вторая не выставка, а Благовещенский собор).
Потом я помню художественные сочинения – "На том берегу", "Закат", "Конец игры", "Голуби и вороны" – и сочинения о капусте, кастрюле и об одном растении с толстыми листочками.
Мне больше всего нравилось писать в "Читательские мнения", потому что, наверное, это у меня хуже получалось.
А конкурсы (чтецов – Г.К.) мне нравились особенно последние (в последние два года).

(Даниле 17 лет)

Дима

Из-за леса, из-за гор…

Дорога, которую я не выбирал

(перевод с английского стихотворения Р. Фроста)

Мое отношение к курсу литературы

Дети в раннем возрасте не подозревают, что родители переносят на них свое мировоззрение. Здесь нам открывается целый философский вопрос о насилии над формирующейся личностью и правильностью выбора родителями того идеала, к которому они бессознательно и осознанно приводят своих детей. Но (и вот то, что я очень полюбил в ней) в нашей литературе наши учителя всегда ставили на первое место личное развитие человека, знакомя его параллельно с мировой литературой (и понимая, что это повлияет на литературу в душе человека, но так и должно быть). Может, даже по мере нашего роста включали в курс литературы все больше и больше образцов мирового творчества. А потом в нашей жизни появилась критика наравне с личным художественным произведением. Критика позволила внести в "мировую литературу" свое творчество в виде оценки этой "мировой литературы" (кроме уже личного своего творчества). И это очень хорошо, что она оказалась наравне с личным, независимым собственным творчеством. Кроме того, у меня в голове осталась эта пресловутая полка авторов1, которая будет помогать мне всю жизнь. Ведь бессчетное число книг накопилось уже, и их все больше и больше.
Из впечатлительного мальчика Вы превратили меня в человека, который умеет и хочет понимать мировую литературу, творчество другого человека. И ВЫ это делали (вели меня к сегодняшнему моему "я") очень осторожно, совсем почти не заглушая моей личности.
Теперь я поклоняюсь творчеству. Это не идол, но, читая стихи Гумилева, я иногда впадаю в экстаз от образов и мыслей, возникающих в моей голове. А ведь могло вообще ничего не возникнуть (и я бы даже не жалел об этом!).
Любовь, тяга к творчеству заложена в человеке Господом, но над ней могут надругаться, если человек не гений, а просто впечатлительный мальчик. И еще одна опасность: ведь мы могли стать пауками, которые высасывают из творчества все, что умеют высосать, и ничего не отдают. Мне кажется, Вы очень рисковали, но для нас, по крайней мере, все прошло благополучно.
Не понравилось мне то, что в жертву творчеству была отдана (для меня, по крайней мере) строго запланированная работа – умение работать. Но это не страшно, и я думаю, даже было неизбежно, Человек может сам этому научиться, я надеюсь.

(Диме 17 лет)

Дина

Сквознячок

Жаль, что люди не понимают моего настроения: когда я веселюсь, а когда грустный.
Однажды мне было так весело, что я влетел в окно, распахнул его, устроил сквозняк, все упало со стола, разбилась чашка, упали с полки книги. Мне было очень весело!
Я открыл дверь и ворвался в кухню, открыл балкон: вещи падали, кружились в кухне, а кукушка на часах от испуга кукукнула 13 раз.
А людям это не понравилось.
А когда я грустный, то людям нравится, что нет вьюги, не щиплет лицо, не сбивает с ног.

(Дине 8 лет)

Осень золотая

2-я система

Эта система совершенна хотя бы потому, что я, посредственная ученица, безграмотная и неначитанная, с легкостью сдавала литературу в двух институтах всегда на "отлично", даже не готовясь. Да и не это интересно! Конечно, я местами (редкими) талантливая, но чтобы ко мне профессора обращались, прерывая лекцию или экзамен: "Дина, а как вы думаете?" – и вступали со мной в беседы и диспуты, так что сокурсники затихали с уважением, а некоторые даже конспектировали наши интеллектуальные споры. Хе-хе! Думаю, конечно, что это благодаря нашему школьному курсу, одарившему меня некоторой самостоятельностью, ориентацией – и не только в литературном пространстве. То есть разбор произведения был разносторонним: как авторского произведения и как произведения в контексте культурно-исторического процесса. Важно и то, что мы самостоятельно писали сочинения, а только потом была лекция. В этом были игра и интрига: кто "попал", а кто – "мимо". Это оказанное тебе доверие вырабатывало самоуважение, авторскую позицию, ответственность и, конечно же, творческую конкуренцию. Поэтому разбирать тексты и сочинения на уроке с преподавателем было вдвойне интересно. Я и сейчас помню каждый урок. Честно, не вру. А все потому, что мы рассматривали каждое произведение сквозь времена и эпохи, как часть мировой культуры. И как следствие, школьник обнаруживал, что ориентируется не только в литературе, но еще имеет представление об истории, философии, эстетике, истории религий, истории искусств, театре и кино, разбирается в течениях и направлениях мировой культуры "от Ромула до наших дней!"

(Дине 27 лет, профессия – художник-постановщик)

Марина

В такой вот зимний-зимний вечер

Зовут меня Чернуха. Я разбила хрустальную вазу хозяина, он рассердился и повез меня на трамвае в какое-то место. Он довез меня до незнакомого дома, положил на лестницу и захлопнул дверь. Я огляделась. Везде были двери. Я решила обойти дом. У первой двери пахло жареной картошкой. У второй двери пахло клеем. Я фыркнула и пошла на третий этаж. У красивой коричневой двери пахло мышами. Я очень долго нюхала этот прекрасный запах. Потом я легла на мягкий собачий коврик и уснула.
Вот так я и жила в первые дни. Ой, баба Катя идет! Она несет куриную ножку. А вон тот злой человек, который вчера толкнул меня ногой.
Теперь я расскажу про друзей. Одна девочка вынесла в подъезд морскую свинку. Левый глаз у нее был черный, а правый – рыжий. Я лизнула ее в нос, чтобы познакомиться, но она завизжала от ужаса. Потом мы стали друзьями. У меня еще есть друг – собака Френд. Это на его коврике я спала. Мне очень дружно жить с ним. На каждом этаже стоит миска с супом или молоком.
Вот девочка возвращается с гулянья. Ой, какой северный ветер! Как темно! Ни одного человека нет на улице.
В такой вот зимний-зимний вечер все смотрят телевизоры, спят в теплых постелях, едят горячий ужин. А я одна брожу под дверями. Мне в зимний вечер очень холодно и грустно.

(Марине 9 лет)

Такое сочинение мне очень трудно начать

Такое сочинение мне очень сложно не банально начать, и поэтому я просто скажу, что самым любимым предметом в школе у меня была литература (была потому, что основное время прошло, и нас просят вспомнить). Не знаю, любила бы я этот предмет без такого курса.
В начальных классах мне нравилось узнавать про считалки, небылицы, сказки, для чего они нужны, я любила мифы Древней Греции, потому что все это развивалось во мне. Вообще, на мой внутренний мир повлияло многое из того, что мы проходили. Но, честно говоря, составление схем ритма и размеров в качестве домашнего задания или у доски меня очень мучило.
Иногда вспоминается любимая фраза наших учеников на уроке литературы: "добро побеждает зло", но когда исчезло такое выражение – неизвестно. А вообще я сейчас отвлекаюсь от пройденного, потому что не знаю, как мне отнестись к Возрождению.
Запомнился Франсуа Рабле, толстая книжка, которую нам показывали на уроке, потом помню, как я учила кусочек из Аввакума, казалось, что этот ужасно трудный текст нельзя выучить, а Ломоносов поражал тем, что у него было столько талантов, помимо стихов.
Было интересно также узнать про Гофмана и про его вещь "Мировоззрение кота Мурра".
Очень сложно все перечислить, но Гоголя не пропущу. Потому что очень люблю Гоголя, помню, как у меня было много мыслей насчет "Мертвых душ", но все равно я написала совсем не то, что хотела, и так всегда.
Когда-то еще мы делали схему сюжета, где было много вершин – это тоже не очень любила (и составлять планы сочинений).
Еще после такой смеси у меня было удивление после того, как я услышала про жизнь Мандельштама (и если не знать хоть кратко его биографию, то не всегда можно понять стихи).
Платонов для меня остался каким-то светлым, любящим своих героев, а Кафка чем-то непостижимым, таинственным, замкнутым (я даже потом взяла на себя труд прочитать его "Америку").
Пришвина я тоже полюбила, хотя отношусь нему как-то свысока.
Ну, в общем, я так быстро пронеслась над этими авторами, что даже почти не высказала своих впечатлений.

(Марине 17 лет)

Сейчас я понимаю…

Сейчас я понимаю, что была ребенком, которому было тяжело учиться в школе. Уроки литературы для меня были как глоток воздуха. Это была свобода. Мы творили. И что может быть лучше? Это давало надежду и помогало в выборе профессии.

(Марине 27 лет, профессия – режиссер)